Анатолий Полотно, певец, поэт, композитор: «Какая жизнь – такие песни!»

Анатолий Полотно – необычное явление. Даже для такого богатого на незаурядные личности жанра, как шансон. Два высших образования, высшая партийная школа, охотник, рыболов, художник, моряк, философ… И конечно, удивительно яркий и самобытный певец.

– Анатолий, как следует из вашей биографии, поёте вы достаточно давно, но на пике популярности мы вас увидели буквально пару лет назад. Почему? Когда вы сами почувствовали свою известность?

– Мы с Федей Кармановым до сих пор не почувствовали себя на пике популярности по одной простой причине: нам некогда за этим следить. Где она ходит, эта популярность? С кем она гуляет?.. Есть известность, узнаваемость. Увидели люди кого-то в передаче «Дом-2», а потом увидели в жизни и узнали. Есть категория людей, известных по одной песне или по одной картине. Или спел человек одну песню и настолько она зацепила остальных, что человек стал известным на всю страну. Мы в «Дом-2» мы не ходим, да и хитов до «Поцелуй меня, удача!» толком не было. Несмотря на то, что эта песня появилась и стала узнаваемой, сами продолжали оставаться не узнаваемыми. Да и, знаете, совсем не обязательно быть популярным, узнаваемым и знаменитым. Мне думается, что комфорт человеческой души зависит не от этого. Душа растёт тогда, когда она что-то познаёт и развивается, становясь таким образом больше. Например, когда ты созерцаешь бескрайние северные просторы, душа твоя становится больше. Точно также как от встречи с зрителями, когда с первой песни, с первого такта и до последнего они аплодируют и танцуют, и для не нужно после каждого куплета призывно спрашивать их: «А где же ваши руки?!»

– Вы разглядываете людей в зале во время концертов?

С 1988 года гитара Анатолия Полотно и его голос звучат не только в Перми, но и по всей России. На бесчисленном множестве кассет и компакт-дисков разошлись его песни. Жанр его творчества невозможно определить одним термином – будь то русский шансон или городской романс. Он перерос эти границы.

Спектр музыкальных стилей в песнях Полотно необычайно широк: блатные аккорды и танго, боса-нова и романс, гармонии рока и цыганские напевы. А вот столь же точно обозначить стиль его поззии гораздо труднее. Грубая правда жизни и тонкая лирика, бесшабашность и философская глубина переплелись, и недосказанность порой понятна, а нарисованная несколькими штрихами-словами картина обретает объем и цвет. Импрессионизм? Может быть.

Подготовил Михаил Дюков

Биография

Последнее фото с Сергеем Наговицыным.

Удивляется и моя жена Наташа. Глядя всякий раз на мой рабочий стол, заваленный многочисленными бумажками с разными мыслями, записями, она говорит: «Не понимаю, как из этого мусора можно что-то сделать?!». 

— Чем занимается Наташа? 

— Она любит наших детей и меня, и это — немало. (Улыбается) С Наташей у  нас двое детей — 21-летняя Оля и 6-летний Кирюша. Дочь учится в Институте Искусств при Гнесинке. Есть у меня еще и старшая дочь — 31-летняя Лиза  от первого брака. Ее мамы, к сожалению, давно не стало. Лиза закончила иняз, владеет тремя языками, сейчас занимается собственным бизнесом. 

— Федя Карманов, насколько я понимаю, не только ваш партнер по сцене, но и самый близкий товарищ? 

Âåðíóâøèñü â 1990 ãîäó â Ìîñêâó, îí íà÷èíàåò èãðàòü â ãðóïïå «ËîöÌýí», êîòîðàÿ â òî âðåìÿ óæå ðàáîòàëà â ñòîëèöå. Åãî äåÿòåëüíîñòü â ãðóïïå â òî âðåìÿ óæå ïîïóëÿðíîãî çåìëÿêà Àíàòîëèÿ Ïîëîòíî íå îãðàíè÷èâàëàñü òîëüêî ñêðèïè÷íûìè ïàðòèÿìè – ïî÷òè âî âñåõ ïåñíÿõ áûë åãî áýê-âîêàë, áûëî è ñîëüíîå èñïîëíåíèå ïåñíè Àíàòîëèÿ Ïîëîòíî «Îñòðîâà» â àëüáîìå 1991 ãîäà «Íà êóõíå». Ïðàâäà, ðàáîòà â «ËîöÌýíå» äâà ðàçà ïðåðûâàëàñü íà ïîëãîäà (1992-93 ãã.) – ïî êîíòðàêòó Ôåäÿ Êàðìàíîâ ðàáîòàë â ßïîíèè. À ñ 1993 ãîäà îí áåññìåííûé ïàðòíåð Àíàòîëèÿ Ïîëîòíî, ñêðèïà÷ è âîêàëèñò.

Ñêðèïêà è âîêàë Ôåäè Êàðìàíîâà çâó÷àò âî âñåõ àëüáîìàõ Àíàòîëèÿ Ïîëîòíî íà÷èíàÿ ñ 1989 ãîäà. Àíàòîëèé ñ÷èòàåò Ôåäþ Âîêàëèñòîì ñ áîëüøîé áóêâû. Èõ íàñòîÿùàÿ ìóæñêàÿ äðóæáà ïðèâåëà ê òîìó, ÷òî Àíàòîëèé Ïîëîòíî íà÷àë ïèñàòü ïåñíè ñïåöèàëüíî äëÿ Ôåäè Êàðìàíîâ.  1999 ãîäó âûøåë àëüáîì «Áðîäÿãà» (ïðîäþñåð Àíàòîëèé Ïîëîòíî, àðàíæèðîâùèê Êîíñòàíòèí Êðàñíîâ), ãäå èì áûëî ñïåòî áîëåå äåñÿòêà ïîïóëÿðíûõ áëàòíûõ ïåñåí, â èõ ÷èñëå – «×èêè-áðèêè» Àíàòîëèÿ Ïîëîòíî (àëüáîì «Äëÿ äåâî÷åê», 1989 ã.), «Êàáàêàì – êàáàöêèé äûì» Ñåðãåÿ Íàãîâèöûíà (àëüáîì «Ãîðîäñêèå âñòðå÷è»).

Вернувшись в 1990 году в Москву, начинает играть в группе "Лоц-мэн" (солист А. Полотно).

...Это случилось несколько лет назад в новогоднюю ночь на пустой в тот час дороге. Сергей Наговицын летел на своей машине по какой-то надобности. В Новый год все приходится делать бегом - мало ли кого поздравить забудешь или в гости непременно заскочить надо... Когда фары и внимание выхватили из темноты какое-то препятствие прямо по курсу, было уже поздно. Он вошел в перегородившую дорогу аварию третьим, превратив ее из мелкой в крупную, говоря гаишным языком. Двое водителей, оставив на трассе машины с выключенными огнями, тут же, не отходя, разбирались, кто прав, кто виноват. Сергей, врубившись в скопище людей и техники, смертельным исходом подвел черту - не в свою пользу. Приехала ДПС, вызвали экспертизу. Та определила: нетрезв был водитель Наговицын в Новый год - и это решило дело.

Мне трудно представить, что творилось в нем после аварии. Хотя какие-то сантиметры дороги и секунды времени, порой отделяли меня от того, чтобы оказаться в его шкуре. Но "почти" здесь не считается, "почти" превращает сантиметры в километры, а секунды в часы. И как бы и не было ничего особенного страшного в твоей жизни: ну, стукнулись, разобрались и разъехались. А Сергею Наговицыну пришлось стать, пусть и невольно, виновником гибели человека... Был на нем грех , не было - не нам судить. Смерть уравняла их - Сергея и того автомобилиста. А при жизни тремя судами был судим: Божьим, человеческим и внутренним. (Неожиданно вспомнился модный, но бездушный, формалист Пелевин с его внутренним прокурором, адвокатом и ментами.) К какому условному сроку приговорил себя Наговицын - неизвестно. Но отмерян был ему на отбытие этого срока ровно один альбом: "Разбитая судьба" - "Судьба, разбитая в дугу..."

"После смерти Сергея, - говорит жанровый исполнитель Игорь Герман, - некоторые стали связывать все три его "блатных" альбома - "Этап", "Приговор" и "Разбитую судьбу" - с, якобы, неким духовным, что ли, уходом его на кичу после аварии и всего, что за ней последовало. Но это не так. Серега в наш жанр пришел задолго до столкновения на ночной дороге. Пришел совершенно сознательно, чтобы петь о настоящем, о том, что попса, с которой он начинал, уж точно дать ему не могла. И хоть сам он не из числа бывалых, но чувствовал, как никто, существо человеческое. Умел сказать, спеть, как надо. Вот, говорят, спился Наговицын, подорвал здоровье напрочь. В запое мог ничего не есть - только пил да курил. После пьянок мне приходилось видеть его лицо в шрамах... Да, бухал конкретно, с конкретными людьми: братвой, бичами, колдырями - не гнушался битыми жизнью. Жуткая мысль, но, возможно, не будь этого пития, он не написал бы своих золотых песен".

"Ругали мы его с Михалычем (Германом - Р.Н.) за пьяные дела, а что толку? - вспоминает еще один поющий земляк Наговицына Сергей Русских (Север). - В конце концов, я ему даже запретил звонить мне под киром. Как-то проездом в Москве все-таки телефонирует с Арбата: мол, я в городе, давай встретимся. Я прошу передать трубу его клавишнику, который тут же, рядом. Спрашиваю: "Серега бухой?" - "Да, бухой". Все. Так мы и не встретились. А через полторы недели его не стало.

Серьезные люди были в курсе его одержимости демонами по киру, пытались вылечить, заряжали хорошую клинику и, любя Серегин талант, смотрели на "косяки" сквозь пальцы. В самых криминальных коллективах Серега чувствовал себя уютно - как минимум морально. Но года два назад чудачества ему боком вышли: весь в шрамах ходил - так, сам по себе хулиганил. А по большому счету он во все эти братковские дела не лез, а если и вмешивался, то на уровне: кто-то что-то не то ляпнул, кто-то не понравился и т.д. Нас с Игорем он все-таки, видимо, уважал, раз прислушивался, советовался, что и как делать в шоу-бизнесе. К Герману вообще относился, как к старшему брату... Но в последний год жизни бесы его уже оседлали и вовсю погоняли".

"С бесами тут не все понятно, - сомневается Игорь Герман. - Мне кажется, Наговицына постигла высшая кара за невольное лишение жизни себе подобного. И похоронили его, некрещеного, без отпевания. Для меня это было, как обухом по голове, потому что и после смерти душу можно спасти, надо только молится за нее, но как?! Ведь некрещеная же! Остается лишь уповать на милость Всевышнего к артисту, затронувшему своими песнями души обездоленных. Наверное, прибрав человека в 31 год, он у себя ему место уготовал, а не там, где души горят".

...О том, что случилось с Сергеем Наговицыным после той аварии, в Перми говорили разное. И что под амнистию попал, потому и не ушел на зону. И даже, будто местная братва заплатила кому надо 8 тысяч долларов - все равно, что 80 в Москве. Потом, мол, Сергей с пацанами полностью рассчитался. Но не его, говорят, это мысль - откупиться от приговора. Он здесь был ведомым авторитетными почитателями... И пил он, якобы, как пел - без удержу, оттого и сердце отказало. Все это касалось лишь бренной физической оболочки - ей могло быть холодно и голодно на зоне. А душа его сразу же после аварии стала жить на всем казенном. Перед самым концом она, правда, вернется домой, к друзьям, и отогреется немного.

Из последнего "кухонного" разговора Анатолия Полотно и Сергея Наговицына в 10 числах декабря 1999 года:

С.Н.: "Так сейчас мне тепло, так кайфово... Ребенок, наконец, родился - дочка. (До этого сын родился семимесячным, не выжил.) Альбом ("Разбитая судьба" - Р. Н.) попер, концерты пошли. Суды эти бесконечные закончились... Да не надо мне, Толь, денег на "тачку", убери - у меня есть!"

"Где выступаешь?" - спросил его тогда Анатолий.

"Да в Кургане у меня концерты". - "А, Курган, знаем!"

В этом городе в свое время состоялся первый большой выездной концерт Полотно. В гастрольном маршруте Сергея Наговицына этот пункт стал последним.

...Сергей взял свою сумку - там у него была передача кому-то на зону в Соликамск - и уехал в аэропорт. Это была их последняя встреча.

"Вот, говорят, пил, себя не щадил, и потому сгорел человек, - размышляет Анатолий Полотно. - Горел ли он? Да, но не тем факелом, что бьет вверх на три метра, а тепла от него - никому. В Сереге был русский огонь. От него жар изнутри шел, как в хорошей печке от дров. Он не колотил себя в грудь, не кричал, что дико занят. Прост и доступен был. И говорил он по-русски - скупым мужицким языком, обтекаемо и, в то же время, емко. Позвонит бывало: "Толян, ну ты в курске?" - "В каком Курске?" - "Ну, в смысле, в курсе: я же тут альбом выпустил!"

"По последней работе Сергея - "Разбитой судьбе" - я отчетливо понял: этот парень ближе всех нас, людей этого жанра, подошел к черте сегодняшнего дня. Рок не допускает таких вещей. Такого четкого, неразмытого, явственного видения и осознания этой жизни".

"После несправедливо раннего ухода Сергея Наговицына, - говорит Игорь Герман, - название альбома сделалось как бы исчерпывающим в своей емкости для всей его жизни. Между тем, автору имя его детища виделось куда более оптимистичным: "На свиданку". Но выпускающая фирма "Мастер Саунд Рекордс" выбрала для всего альбома название другой песни - "Разбитая судьба". Сереге это не очень понравилось, но свой гонорар за эту работу он уже получил, поэтому в бутылку не полез.

Какая разбитая судьба? Кто сказал? Да, слишком рано Сергея не стало. Но жить-то он умел и делал это красиво. Анекдоты травил так, что я ржал, как конь. Широк был душой, с бабками расставался легко. Помню, как-то мы с ним шли в гости к его тренеру по боксу, который, перебравшись в столицу, жил где-то в районе Нового Арбата. Серега прихватил с собой бутылку какого-то дорогого бухла, рублей за 400. "Михалыч, да разве это те деньги, которые мы должны считать? - говорил он. - Ведь у нас еще все впереди". Наговицын всегда надеялся на то, что запишет еще не один альбом. А осталась после его смерти одна-единственная заезженная рабочая кассета, куда они с Эдиком Андриановым скидывали то, что Сергей напел под гитару. Песни 3-4 там есть. Все".

Желаю удачи и благополучия Вам и Вашей семье!

С зоны долгожданное письмо
Приволок домой знакомый мент,
В нем официальный документ из ИТК –
Документ, заверенный врачом:
От туберкулеза умер он. «Можете забрать».
Из рук конверт уронила мать.

© Роман Никитин

Куда движется Полотно? От трех аккордов к гармониям рок-музыки, как в песне «Статуя Свободы»? Или вообще в противоположную сторону – к частушкам? От бытописаний тюрьмы к философским обобщениям? «Возрастное это у меня, возрастное, – говорит он на полном серьезе. – Пора уже задуматься о смысле жизни». Известно, что в последнее время его увлекает литература религиозно-философского плана, недавно перечитал Библию, Коран и Каббалу... Иногда его внутренние импульсы непонятны даже ему самому. Сейчас его почему-то не тянет к кистям и карандашам, а вот к прозе хочется вернуться, но уже не к пройденной форме маленьких рассказиков, а написать нечто более масштабное.

«Убежден, истоки всех проблем, удач, неудач, побед, поражений – в самом человеке, – говорит Анатолий. – Надо только уметь распознавать их. Путем ли медитации, самоанализа, другим ли образом...»

Есть у него безумное желание сходить на Валаам, именно сходить, а не съездить. Ну, а до самого острова – доплыть. Совершенно иначе, чем в городе, он чувствует себя в тайге, за сотни километров от цивилизации.

«Мне до конца не ясна связь человека и реки. Осознаю, что река несет некую информацию, обладает энергетикой, но как это происходит, понять не могу».

Речка в тайге, как дороженька –
Гладкая, гладкая.
Дома ждет меня, ждет у порожека –
Сладкая, сладкая...

Постичь суть вещей – вот кредо Анатолия Полотно. Проблема некоммерческости лишь в глубине его песен. Они – всегда нечто большее, чем банальные зарисовки с натуры, нашпигованные блатной «феней». «Реальная жизнь российская не только тюрьмой мерится. Нельзя бесконечно пилить тайгу напильником, иначе жанр превратится в опилки лесоповала».

© Роман Никитин