| |
Майя Каганская
У нас есть шанс на
спасение
Интервью. Беседу вела Ирина Стельмах
|
Недавно Майя Каганская выступила в одной из русскоязычных газет
Германии с острым письмом «К интеллектуалам Запада».
– Каждый раз, когда в мир вступает сила, которая хочет его
переделать, евреи становятся костью в горле. Майя, нас всех сегодня
волнует судьба Израиля.
– Думаю, судьба Израиля не гарантирована. А раз так, значит, нет
гарантии выживания еврейского народа как такового, причем – везде.
Голус «de lux» отменяется. Мир переполнен исламскими общинами. И я
очень хотела бы посмотреть – только не дожив до этого – на новое
расселение евреев в Западном мире. А где же еще? Но ведь и там
любая, самая малочисленная еврейская группа столкнется с исламской
активностью.
Еще 10 – 12 лет назад можно было думать о том, что государство
Израиль «не тянет»: изнемогает, не может собрать всех евреев. А в
качестве центра, который не может ни притянуть, ни абсорбировать
всех евреев, оно не в силах брать на себя все обязательства.
Думалось: поэтому возможен такой выход, как новый голус, просто
отказ от государства. Но теперь об этом говорить не приходится, ибо
не будет государства – не будет и еврейского народа...
В мире появился новый фактор – убийственный. Я бы сказала так: в
течение века третий раз поднимается волна, для которой уничтожение
еврейства стоит на первом месте как духовная, психологическая и
геополитическая задача.
– И как задача физическая: ведь речь-то идет и о физическом
уничтожении.
– Точнее, как задача метафизическая! Потому что во всем мире 13
миллионов евреев. И какую они представляют опасность для
миллиардного исламского человечества? Но дело в том, что евреи
реально никогда ни для кого никакой физической угрозы не
представляли. В ту минуту, когда мы откажемся от понимания еврейства
как реального фактора, действующего среди реальных факторов, мы
что-то поймем. До тех же пор, пока будем смотреть на евреев лишь как
на один из этносов, одну из групп, находящихся в большей или меньшей
опасности, брать историческую ситуацию, зависящую от общего
исторического контекста, – не поймем ничего.
Когда были приняты законы о чистоте расы и собственно весь
национал-социализм с его второй мировой войной был только средством
очищения мира от евреев и нового устроения мира, в Германии жили
лишь 350 тысяч евреев. Всего чуть более трети миллиона – на 40
миллионов немцев. Для того и понадобился аншлюсс, чтобы число евреев
достигло миллиона, ибо в Австрии было 800 тысяч евреев. Это что –
физические величины?
Нет! Еврейство – субстанция иррациональная, находящаяся за
пределами обычных представлений о социуме, истории, нациях, этносе.
Еврейство – проблема ре-ли-ги-оз-ная. Каждый раз, когда в мир
вступает сила, решающая этот мир переделать, сила эсхаталогическая и
апокалиптическая, которая хочет покончить со старым состоянием мира
и утвердить его новое состояние, евреи становятся костью в горле.
Так что уничтожение евреев – задача метафизическая: ведь как
задача физическая она – из наиболее легко решаемых. Такой силой были
поднявшиеся национал-большевизм и национал-социализм. Теперь такая
сила – исламский фундаментализм: он сам по себе содержит этот заряд
эсхатологии и, несомненно, к началу XXI века прекрасно ассимилирует
в себе элементы и нацизма, и коммунизма.
Может быть, самое страшное из того, что произошло для моего
поколения, – полная потеря Европы. Понимаете, что бы я о себе ни
говорила, я принадлежу к поколению шестидесятников. Хотя у меня
никогда не было иллюзий ни относительно марксизма, ни относительно
либеральных возможностей советской системы. Либеральных иллюзий не
было вообще, тем не менее все-таки принадлежу к этому поколению. А
принадлежать к этому поколению, как и ко всем предыдущим поколениям
русских евреев – значит молиться на Запад. Понимаете, мандельштамово
«я прошу как жалости, как милости, Франция, твоей тоски и
жимолости». Это еврейский крик. Евреи в России всегда нееврейским
окружением воспринимались как агенты Запада. И себя чувствовали
западным элементом в глубоко незападной и антизападной стране. Не
говоря уже о том, что быть русским интеллигентом – это все равно
означает быть человеком европейской культуры.
Мы все прекрасно знаем: то, что мы все называем русской
культурой, на треть состоит из собственно русских текстов,
собственно русских представлений, и на две трети – из того, что
приходило с Запада. Величие русской культуры в том, что она
замечательно ассимилировала Запад, прекрасно на это откликалась, – и
в русской культуре мы всегда чувствовали себя как в культуре
западной. Иное дело, что было по ту сторону культуры. Но это другой
вопрос. Понимаете, Запад – это демократия. У меня не было никаких
иллюзий относительно демократии как таковой – как устройства
общества: даже никогда не пыталась это анализировать. То была
аксиома. Значит, демократия, либерализм, демократические свободы –
все это естественно улучшает и гарантирует положение как евреев
внутри других обществ, так и положение самого государства Израиль.
Теперь о Западной Европе, которая никогда не была такой
демократичной, такой либеральной, как сегодня, – либеральной
абсолютно... Взять Францию, где законодательно разрешены однополые
браки, где в уголовном порядке преследуются те, кто отрицает
Катастрофу. И в этой же Франции – горят синагоги, эта же Франция –
самое ныне антисемитское государство.
– Вы считаете, Майя, это – либерализм? Искусственное
уравнивание в правах как очередной проект улучшения общества? Но
скорее это – социализм, или тоталитаризм под вывеской либерализма?!
Либерализм относится к обществу как к живому организму, где люди
вовсе не равны по природе: у них должны быть равные возможности в
конкурентной борьбе, но не равные результаты...
– То, о чем вы говорите, – старый классический либерализм.
Произошла революция, которой мы не поняли и последствия которой
глотаем. Это новый либерализм – радикальный, резко выраженного
левого толка. В Европе победил лево-радикальный либерализм. А это
прежде всего – стремление заменить нацию обществом. Это либерализм,
основанный на равенстве культур, обществ, коллективов, а не на
равенстве личностей, потому что само понятие личности совершенно
незаметно исчезло. Правда, что это – социализм!
...Произошло самое страшное из всего. С начала 90-х в течение
десятилетия лицо мира поменялось по причине для меня более или менее
ясной. Не произошло суда – хотя бы интеллектуального, философского,
понятийного – над левой идеологией, как это было по отношению к
нацизму. И революция победила. Что оказалось в итоге? Социализм. Но
при этом экономическое процветание должен по-прежнему реализовывать
капитализм с его конкурентным обществом. И вот уж тогда социалисты
возьмутся за то, о чем мечтал Маркс! Потому что он же тоже мечтал об
экономических преобразованиях ради человеческих преобразований. Так
вот вам человеческие преобразования!
Принцип равенства уже не между людьми – между культурами. Как
только вы вводите принцип равенства между культурами – это конец. Но
и это еще не все. Принцип равенства между полами – тоже стал
безумным. Кто был угнетен – не хочет равенства с угнетателем: хочет
заменить собой угнетателя. Значит, пролетариат, будучи угнетенным,
дает диктатуру пролетариата. Гомосексуалист, чувствовавший себя
неловко в традиционном обществе, хочет не уравнения в правах с
нормальными мужчинами, а – преимуществ!
– Ведь это проходили уже...
– Абсолютно, совершенно верно: проходили. Но проходим это снова в
ситуации немыслимой. Потому что появился новый фактор – исламский
фундаментализм... Есть проект объединенной Европы: уничтожение
национальных государств и национальных образований. И национальных
личностей, так сказать. Это лево-радикальный проект.
– Но это же гибель Европы?
– В каком-то смысле да. Мне была страшна демонстрация штурмовиков
по Европе. Как доказательство того, что это погребено, последовали
демонстрации трансвеститов, гомосексуалистов, лесбиянок. В том же
Берлине, где похоронен нацизм, по могиле его проходит демонстрация
вихляющих задов! И полиция уверена, что обществу ничто не угрожает.
И им действительно ничто не угрожает!.. В том же Берлине полиция
предупреждает евреев, чтобы они не появлялись на улицах с особо
бросающимися в глаза признаками своей национальной или религиозной
принадлежности! Это прогресс, коего мы добились после Катастрофы?!
Ведь, напомню, в 30-е после прихода Гитлера к власти полиция
следила, чтобы евреи выходили из дома с желтыми звездами... Теперь
та же полиция предупреждает: не выходите с обозначениями своей
еврейской принадлежности, потому что – опасно! Это поражает: если
вспомнить историю движений за освобождение, любых – все они
увенчались успехом. Движение за освобождение негров в Америке, за
равенство религий, женская эмансипация – все-все. Кроме одного –
еврейского движения.
И это опять говорит о том, что сама проблематика еврейства – по
ту сторону социальных, политических и исторических процессов. До тех
пор пока мир не разберется с еврейством как религиозным явлением, –
он не разберется ни с чем. А сегодня и не нужно разбираться: это на
себя взял исламский фундаментализм. А он таков же, как коммунизм, к
которому присоединялись все антицерковные элементы, все так
называемые национально-освободительные движения. Вот так и сегодня
все элементы левого и правого радикализма будут вливаться в
исламское море. Это чудовищный, чудовищный переворот.
Не могу представить, как, оказавшись в такой смертельной
опасности, человечество могло быть так неготовым к ней. Имею в виду
неисламское человечество, потому что те, кто принимал социализм,
знали, чего хочет Маркс. Те, кто его не принимал, знали, чего боятся
и не хотят. Все понимали, чего хочет Гитлер. А скажите-ка: хоть
кто-нибудь осмеливается сегодня открыть рот и сказать, чего хочет
исламский фундаментализм?
– Уже многие говорят: тотального мирового господства.
– Но что они будут делать с тотальным господством? Я-то думаю
иначе: есть колоссальный мир западной цивилизации, в который они не
вписались и никогда не впишутся. Но отказаться от него они тоже не
захотят, потому что на одном конце – талибан, а на другом – Иран с
его попытками технологизации и изучением западной культуры.
Думаю, предельная цель исламского фундаментализма –
иудео-христианскую цивилизацию заменить исламо-христианской. Уже
есть эти грозовые признаки, но о них говорить боятся. Несколько лет
назад в Англии местная исламская община потребовала создания
исламского государства на Британских островах.
– Я была в Лондоне свидетельницей исламской демонстрации: весь
день на Трафальгарской площади шла шумная демонстрация под лозунгом
«Ислам – будущее Англии!»
– Только русские сегодня позволяют себе ту степень свободы,
которую не позволит себе ни одна западная демократия. Только русские
позволяют себе говорить об исламском фундаментализме так, как о нем
нужно говорить. О его цели, о его сущности, и это было для меня
потрясением. Они позволили себе интервью с лордом Ахметом. Есть
такой лорд, который сказал, что ему вначале было тяжело, когда он
приехал в Лондон: была только одна мечеть, а теперь их тысячи.
Сейчас лишь он и еще кто-то из мусульман заседают в Палате лордов.
Но через десять лет их будет не менее 20 – 25 процентов, а через
четверть века королева Британии наденет чадру. Для фундаменталистов
дело не только в том, чтобы исламизировать мир: им нужно победить и
– унизить. Не будет отменена Палата лордов – она станет исламской. А
что будет во Франции? Ее поделят опять, как во времена Гитлера...
– Давайте вернемся к нашему народу.
– Мы в ситуации, когда есть ощущение угрозы, о которой боятся
говорить, боятся формулировать... потому что на самом деле это
страшнее, чем Гитлер. В конце концов, Гитлер – локализован: это
Германия, немецкий народ. Чем больше он побеждал, тем больше
приближался к своему концу. Ведь Гитлера победила не демократия в
конце концов, а сводный национализм европейских народов: никто не
хотел диктата немцев, даже не задумываясь об идеологии.
Сегодня все боятся об исламском фундаментализме говорить. В этой
ситуации у Израиля нет никакой надежды выжить. Единственная надежда
– только Америка. Европы больше не существует – это наш враг. Такой
же враг, каким она была и в 30-е годы. Если Америка не решится на
такую борьбу с исламским фундаментализмом, в результате которой
падут одно-два исламских диктаторских государства, чтобы аппетиты
исламского фундаментализма, его геополитические химеры, религиозные
и культурные фантазии были подорваны, – у нас нет никаких надежд на
выживание.
– Тогда у нас нет надежд: ведь в Югославии Америка совершенно
откровенно поддержала...
– Ислам! Совершенно верно. Уточню: наша надежда – это Америка
Буша. А ведь была Америка Клинтона. А Клинтон был такой же, как
западные левые: это абсолютно ясно.
– А что же с мирным процессом Осло, с его лозунгом: «Мир в
обмен на территории»?
– Абсолютно любой процесс урегулирования в Израиле по принятой
схеме или подобной – это конец Израилю. Любое палестинское
государство здесь через два, через три года – это конец Израильского
государства. Что абсолютно ясно.
– Это ясно вам, Майя, мне и... кому еще?
– Это ясно Шарону, это ясно практически всем. Неясно – или очень
хорошо ясно! – тем, кто этого государства добивается. Я говорю об
израильских левых. Либо эти люди просто... Знаете, это психология
людей, каких я видела в 50-е, когда они выходили из сталинских
лагерей и говорили: конечно, лично по отношению ко мне была
совершена несправедливость, но в принципе партия чиста, Сталин прав
и так надо было... Беру лучший вариант, потому что есть худший: и я
даже не хочу их касаться, говорить о национальном
предательстве...
– Обвиняя этих людей, мы будем оправдывать жуткую ситуацию, в
которой наш народ оказался?
– Да, для этих людей левая идеология – они сами. Отказаться от
нее – значит просто выпотрошить все свое личностное существование.
Им не за что больше держаться. Значит, все решит воля нации. Пока
Израиль сражается – он жив. Когда Израиль остановится и признает
хотя бы тень возможности мирного урегулирования, это будет наш
конец.
Посмотрим: ну что такое вторая мировая война? Разве для победы
Германии имело такое уж значение уничтожение евреев? Никакого! Вся
та война была гримировой для того, чтобы уничтожить евреев. И на
основании этого уничтожения как апокалиптического, эсхатологического
явления – а немцы достаточно философски отрефлектированный
подкованный народ, – чтобы формулировать то, что они хотели. Это был
заново, на новых понятиях устроенный мир.
– Но как это возможно? Они же вышли из иудаизма. Все
фундаментальные понятия мы им дали!
– В этом-то все и дело. Есть такие внутренние противоречия
христианства с иудаизмом, которые христианство никогда не могло
преодолеть. Значит, когда христианство отошло на второй план, было
отброшено, и Европа начала становиться секулярной, научной,
просвещенской, просветительской, какой угодно, – вот все это
невыполненное, неисполненное, христианская эсхатология – все ушло в
социализм, коммунизм и национал-социализм. Последний же – тотальный
бунт против христианства как навязанной совершенно чуждой идеологии.
И может быть, так оно и есть, им лучше судить: чуждой! Это просто
бунт против христианства. Что касается большевизма, это – другой
вариант...
– Но ведь когда евреев выгнали из христианской Испании, нас
приняла исламская Турция?
– Давайте говорить о цивилизации! Есть только одна цивилизация,
победившая. Причем империализм этой цивилизации во много раз выше
империализма древних цивилизаций – римской, австрийской, британской,
какой угодно. Ибо это империализм человеческих возможностей. Их
полностью реализовала только западная цивилизация. На самом деле все
цивилизации – окружные, периферийные – соревнуются только за то,
насколько они могут усвоить эту цивилизацию, пережить ее как часть
себя и соответствовать ей.
Единственная из цивилизаций – исламская – отказалась от
соревнования, от диалога, от учебы, от всего. Она перешла в
наступление, и это простейшая ситуация: варвар не может стать
цивилизованным – варвар идет на смерть, разрушает. Более того, ведь
никто по-настоящему не задумывается над тем, что происходит в
исламском мире! Ведь такое явление, как палестинские самоубийства, –
неслыханно. Это явление религиозное, метафизическое, и должны в нем
разбираться не политики, историки, социологи, а теологи и психологи.
Причем теологи первым делом. Это ведь потрясающе, такого не было.
Почему Запад к ним относится с такой любовью?
– Почему же не было: а кто на танк бросался – ведь платят
деньги за это! Где же религиозный героизм?
– Забудьте об этом: самое глупое, банальное и самое недейственное
из всех объяснений! Вам любой психолог скажет: человек, идущий на
собственную смерть – русский, англичанин, любой, – порывает связи с
миром. Для него интересы своей семьи не могут быть на первом месте.
Он не будет жертвовать жизнью ради семьи. Ради идеи – да!
– Пожалуй, да. Те, кого я видела по телевизору, молодые
самоубийцы будущие, действительно производили впечатление
благородных людей.
– Правильно – лишенных меркантильности! Более того, почему Запад
им сочувствует, и мы бессильны бороться с этим сочувствием? Это не
сочувствие, даже не сопереживание, это... восхищение! Потому что
Запад на уровне риторическом, понятийном, политическом, моральном
тысячу раз может говорить о ценности жизни, но – заражен завистью к
смерти, понимаете? Самодовольный, достигший очень многого Запад
ревнует к смерти...
В мир входит понимание смерти как ценности: то, что оказывается
рядом с еврейским пониманием жизни как ценности. А если смерть –
ценность, культуры не будет. Культура возможна только при понимании
жизни как ценности. Потому что жизнь – структура. Где нет структуры
– нет ничего.
Более того, весь ужас исламского фундаментализма я рассматриваю
как момент массовой культуры Запада. Есть Запад с правами человека,
высоким уровнем жизни, равноправием культур: будьте кем хотите –
только будьте. Массовая продукция Запада вся замешана на насилии,
смерти, а массовая продукция Запада – это подсознание общества.
Значит, подсознание настроено на конец мира, на эсхатологию, на
культ смерти, на влечение к смерти. И палестинцы реализуют все то, о
чем Запад мечтает, но не может.
И здесь мы бессильны. Если Буш удержится, если окрепнет
протестантски цивилизованное, исторически ответственное ядро вокруг
Буша, – у нас есть шанс на спасение. Если еще раз будет Клинтон,
тогда уже нам не поможет ничто.
Jewish.ru, 03.2003
|
